Стивен Кинг. Человек, который никому не подавал руки 2 часть
Дэвидсон покраснел, потом побледнел. - Да, - неуверенно выдавил он из себя, словно такая последовательность комбинаций была ему в новинку. - Да, старше. Я дорого бы дал, чтобы узнать, чем был вызван последовавший затем жест Дэвидсона. Он ведь отлично знал, что Брауэр терпеть не мог, когда к нему прикасаются; тому было множество свидетельств за этот вечер. Может, Дэвидсон запамятовал, уж очень ему хотелось показать Брауэру (и всем нам), что даже такой проигрыш ему по карману и он способен перенести удар столь сокрушительной силы как истинный джентльмен. Я уже говорил вам, что он был этакий теленок, так что жест был вполне в его характере. Но не забудем: если теленка раздразнить, он может и боднуть. Не убьет, конечно, и кишки не выпустит, но одним-двумя швами можно поплатиться. Такой поступок тоже был бы в характере Дэвидсона. Да, я дорого бы дал, чтобы узнать причину... но в конце концов главное - результат. Когда Дэвидсон убрал руки от банка, Брауэр потянулся за деньгами. На лице Дэвидсона вдруг изобразилось живейшее расположение, он схватил руку Брауэра и крепко сжал ее со словами: "Великолепно сыграно, Генри, просто великолепно. Я первый раз вижу..." Раздался пронзительный, какой-то женский визг, прозвучавший особенно жутко в тишине ломберной комнаты; Брауэр выдернул кисть и отшатнулся. Стол едва не опрокинулся, фишки и вся наличность полетела в разные стороны. Мы все окаменели. Брауэр, пошатываясь, сделал несколько шагов, держа перед собой вытянутую руку, точно леди Макбет в мужском варианте. Он был белый как саван, в глазах непередаваемый ужас. Мне стало страшно; ни до, ни после не испытывал я такого страха, даже когда получил телеграмму о смерти Розали. Он начал стонать. Звук шел словно из гулкий бездны, леденящий звук, почти нечеловеческий. Помнится, я подумал: "Да ведь он сумасшедший!" И тут же понес какую-то околесицу: "Ключ, я оставил ключ зажигания включенным... Господи, я не хотел!" И он кинулся к лестнице, что вела в главный холл. Я первым пришел в себя. Встал рывком из кресла и бросился за ним следом, а Бейкер, Уайлден и Дэвидсон так и не пошевелились; они напоминали высеченные из камня статуи инков, охраняющие сокровища племени. Парадная дверь еще раскачивалась на петлях, я выбежал на улицу и сразу увидел Брауэра, стоявшего на обочине и тщетно пытавшегося поймать такси. Завидев меня, он горестно охнул, и я уже не знал, жалеть ли мне его или изумляться. - Подождите! - крикнул я. - Примите мои извинения за Дэвидсона, хотя, уверен, он сделал это не нарочно. Но если в результате вы вынуждены покинуть нас, что ж, не смею вас задерживать. Но сначала вы должны забрать свой выигрыш, деньги немалые. - Мне не следовало сюда приходить, - простонал он. - Ноги сами понесли меня к людям, и вот... вот чем... Я безотчетно потянулся к нему - естественное движение человека, желающего помочь несчастному, - Брауэр же отпрянул и возопил: - Не прикасайтесь ко мне! Мало вам одного? Боже, лучше бы я умер! Вдруг его лихорадочный взгляд остановился на бродячем псе с ввалившимися боками и шелудивой драной шерстью. Свесив язык, пес трусил на трех лапах по другой стороне безлюдной в этот ранний час улицы - наверное, высматривал мусорный бак, чтобы перевернуть его и порыться в отбросах. - Вот и я так же, - в задумчивости сказал Брауэр как бы самому себе. - Всеми избегаемый, обреченный на одиночество, осмеливающийся выйти на улицу лишь после того, как все запрутся в своих домах. Пария! - Послушайте, - сказал я более жестким тоном, не желая выслушивать мелодраматические излияния. - Я догадываюсь, что вы пережили сильное потрясение и это расстроило ваши нервы, но, поверьте, на войне мне довелось видеть великое множество... - Так вы мне не верите? По-вашему, я потерял голову? - Старина, я не знаю, вы потеряли голову или она вас, но я точно знаю, что если мы с вами еще немного подышим этой сыростью, мы определенно потеряем голос. Так что соблаговолите войти внутрь, хотя бы в холл, а я попрошу Стивенса... Я осекся под взглядом безумца; в этом взгляде не осталось ни проблеска здравого смысла. Мне сразу вспомнились повредившиеся рассудком солдаты, которых после выматывающих боев увозили на подводах с передовой: кожа да кости, страшные невидящие глаза, язык мелет что-то несусветное. - Не желаете ли взглянуть, как один изгой откликается на зов другого? - спросил он, игнорируя мои слова. - Смотрите же, чему я научился в чужедальних портах! Он возвысил голос и выкрикнул как повелитель: - Эй ты, кабысдох! Пес задрал голову и посмотрел на него настороженными бегающими глазками (один светился яростным блеском, другой закрыло бельмо), а потом неохотно изменил направление и, прихрамывая, затрусил к тому месту, где стоял Брауэр. Пес сделал это против своей воли, вне всякого сомнения. Он скулил, рычал, поджимал хвост, напоминавший скорее грязную веревку, а ноги сами несли его к противоположному тротуару. Он растянулся у ног Брауэра, весь дрожа и подвывая. Его впалые бока ходили ходуном, а здоровый глаз, казалось, готов был выпрыгнуть из орбиты. У Брауэра вырвался дикий хохот, от которого я и по сей день иногда вздрагиваю во сне. - Ну что? Убедились? - сказал он, садясь на корточки. - Он узнал во мне своего... и понял, чем это ему грозит. Брауэр протянул руку - пес обнажил клыки и угрожающе зарычал. - Не надо! - воскликнул я. - Он вас цапнет! Брауэр и бровью не повел. В свете уличного фонаря его лицо, искаженное гримасой, было синевато-серым, зрачки чернели, как две прожженные в пергаменте дыры. - Вот еще, - пропел он. Глупости какие. Мы с ним просто обменяемся сейчас рукопожатием... как недавно с вашим другом. Он проворно схватил собачью лапу и встряхнул. Пес отчаянно взвыл, но даже не подумал укусить человека. Брауэр резко поднялся. Взгляд его прояснился, и только необычная бледность отличала его в эту минуту от того джентльмена, что любезно согласился быть нашим партнером за карточным столом. - Я должен идти, - спокойно сказал он. - Пожалуйста, передайте вашим друзьям мои извинения за столь нелепое поведение. Может быть, мне еще представится случай... искупить свою вину. - Это нам следовало бы принести свои извинения. - сказал я. - И не забудьте о деньгах, которые вы выиграли. Тысяча долларов на дороге не валяются. - Ах да! Деньги! - его губы скривила горькая улыбка. - Вам нет необходимости возвращаться в холл. Если вы обещаете мне подождать здесь, я принесу деньги. Обещаете? - Да. Если вам угодно. - Он задумчиво поглядел на пса, скулящего у него в ногах. - Что, дворняга, никак напрашиваешься в гости, хочешь разок в жизни поесть прилично? - И снова эта горькая улыбка. Я оставил его, пока он не передумал, и поспешил в дом. Кто-то - скорее всего Джек Уайлден, самый рассудительный, - успел обменять фишки на "зелененькие" и сложить купюры аккуратной стопкой с центре игрового стола. Никто не проронил ни звука, пока я собирал деньги. Бейкер и Уайлден курили; Дэвидсон сидел как в воду опущенный, терзаясь муками раскаяния. Перед уходом я положил ему руку на плечо, и он проводил меня благодарным взглядом. Когда я снова вышел на улицу, там не было ни души. Брауэр исчез. Я стоял, зажав в каждой руке по пачке денег, и бесцельно вертел головой по сторонам. Я выкликнул его имя а случай, если он укрылся в тени где-нибудь поблизости, - ответа не последовало. Взгляд мой упал вниз. Бродячий пес лежал на прежнем месте, но я сразу понял, что ему уже никогда не рыться в отбросах. Передо мной был труп. Клещи и блохи организованно покидали околевающее тело. Я попятился, испытывая чувство брезгливости... и безотчетного страха. Что-то мне подсказывало: Генри Брауэр не исчез из моей жизни. Так оно и вышло, хотя мне не суждено было его увидеть. От полыхавшего в камине огня остались язычки пламени, из углов комнаты потянуло холодком, однако никто не пошевелился, пока Джордж снова раскуривал трубку. Он вздохнул, скрестил ноги на другой манер, так что суставы затрещали, и продолжил свой рассказ: - Надо ли говорить, что все участники ночной игры были единодушны: следует найти Брауэра и отдать ему выигрыш. Кто-то, возможно, назовет нас ненормальными, но, не будем забывать, наша молодость пришлась на более достойные времена. Дэвидсон совсем скис. Я попытался отвести его в сторонку и как-то взбодрить - пустое, он лишь мотнул головой и побрел домой. Я не стал его удерживать. Отоспится, решил я, и все предстанет уже не в таком мрачном свете, тогда можно будет вдвоем отправиться на розыски Брауэра. Вдвоем, потому что Уайлден уезжал из города, а Бейкеру предстояли "общественные визиты". Надо помочь Дэвидсону вернуть чувство собственного достоинства - с этими словами я отправился к нему на квартиру утром следующего дня. Он еще спал. Можно было, конечно, разбудить, но в этом возрасте сон целителен, и я решил пока разъяснить кое-какие факты. - Прежде всего я поговорил с вашим, Стивенс... - Джордж вопросительно вскинул брови, глядя на своего дворецкого. - Дедом, сэр, - подсказал тот. - Благодарю. - Всегда к вашим услугам, сэр. - Я поговорил с дедом Стивенса. Кстати, на этом самом месте. И выяснил, что некто Раймонд Гриэр, человек, с которым я был немного знаком, вел какие-то дела Брауэра. Гриэр служил в городской торговой палате, и я без промедления отправился в его офис, размещавшийся в Флатирон Билдинг. Он был у себя, и мы сразу нашли общий язык. Когда я рассказал ему о событиях прошлой ночи, на его лице изобразилась сложная гамма чувств: жалость, озабоченность, испуг. - Генри, бедняга! - воскликнул он. - Я ждал, что этим кончится, вот только не думал, что так скоро. - Вы о чем? - спросил я. - О его нервном срыве, - пояснил Гриэр. - Это случилось в год его пребывания в Бомбее, и, вероятно, никто, кроме Генри, не знает всех подробностей. Я вам расскажу, что мне известно. То, что я услышал от Гриэра, заставило меня отнестись к Генри Брауэру с большим пониманием и симпатией. Этот молодой человек, оказалось, пережил настоящую трагедию. Как и полагается в классической трагедии, несчастье здесь явилось результатом фатальной ошибки - а именно: забывчивости. В распоряжении у Брауэра, представителя торговой миссии в Бомбее, находился автомобиль, по тогдашним временам - экзотика. По словам Гриэра, Генри радовался как ребенок, разъезжая по узким улочкам и видя, как шарахаются выводки цыплят, а мужчины и женщины падают на колени, прося защиты у своих языческих богов. Он ездил по городу, собирая толпы оборванных детей: они следовали за ним по пятам, но всегда робели, стоило предложить им прокатиться на этом чуде техники. То был "форд-седан", модель А, один из первых автомобилей, который можно было привести в движение без заводной ручки, простым нажатием кнопки стартера. Прошу это запомнить. Однажды Брауэр поехал в другой конец города обсудить с местным набобом возможный контракт на партию джутового каната. Как обычно, мощный рев двигателя и автомобильные выхлопы, не уступавшие в громкости пушечной пальбе, привлекли всеобщее внимание и прежде всего ребятишек. Брауэра ждал обед с джутовым магнатом; такие обеды проводились весьма церемонно, с соблюдением всех формальностей. И вот, вскоре после того, как подали второе блюдо, - а сидели они на открытой террасе, над многолюдной улицей, - снизу послышалось знакомое чихание и рев мотора, сопровождаемые визгом и улюлюканьем. Один отважный мальчишка, сын какого-то гуру, залез в кабину, пребывая, вероятно, в убеждении, что без сидящего за рулем белого человека дракон, который прячется в этой груде железа, не сможет выскочить наружу. И надо же было такому случиться, что Брауэр, настроенный на предстоящие переговоры, не выключил зажигание, а искра возьми да и проскочи. Нетрудно себе представить, как мальчишка осмелел на глазах у своих сверстников, как он трогал, вертел руль и издавал губами звуки в подражание клаксону. Всякий раз, когда он поддразнивал притаившегося дракона, зрители, надо думать, приходили в священный экстаз. Вероятно, чтобы не сползти вниз, одной ногой мальчик уперся в педаль сцепления, и тут он ненароком нажал на кнопку стартера. Двигатель был разогрет и заработал мгновенно. Перепугавшись насмерть, мальчишка должен был отдернуть ногу и приготовиться выпрыгнуть из кабины. Была бы машина старая или в неважном состоянии, мотор, скорее всего, заглох бы. Но Брауэр содержал автомобиль в образцовом порядке, и тот рванулся вперед, скачками, с воем и урчанием. Брауэр выскочил из-за стола и кинулся на улицу. Мальчика погубила роковая случайность. Он так отчаянно пытался выбраться, что, вероятно, зацепил локтем дроссельный клапан... или надавил на него в безумной надежде, что таким способом белый человек лишает дракона его могущества. А вышло все наоборот, увы. Автомобиль, развив убийственную скорость, помчался под уклон по оживленной, весело галдящей улице, перескакивая через тюки и узлы, давя плетеные корзинки с домашними животными на продажу, разбивая в щепы тележки с цветами. На перекрестке он перелетел через бордюр, врезался в стену дома и, взорвавшись, запылал как гигантский факел. Джордж переместил трубку в другой угол рта. - Вот, собственно, все, что мог поведать мне Гриэр, со слов Брауэра... все, с точки зрения здравого смысла. Остальное - его горячечный бред на тему фантастических последствий столкновения двух столь несхожих культур. Перед тем как Брауэр был отозван из Бомбея, к нему явился отец погибшего мальчика, чтобы швырнуть в убийцу зарезанного цыпленка. И сопроводить это проклятьем. Дойдя до этого места, Гриэр улыбнулся, давая мне понять, что мы-то с ним люди без предрассудков, и, закурив, добавил: - В подобных случаях непременно жди проклятий. Эти несчастные язычники не могут без театральных жестов. Они зарабатывают себе этим на хлеб. - И в чем же заключалось проклятье? - Разве вы еще не догадались? - удивился Гриэр. - Индус этот сказал ему: "Тот, кто применил колдовство против ребенка, станет отверженным, парией". И еще он сказал: "Все живое, к чему ни прикоснешься, ждет скорая смерть". Отныне и вовеки, аминь. Гриэр хмыкнул. - И что же Брауэр? Поверил в проклятье? - Похоже, что так. Не забывайте, для Брауэра это был страшный шок. И, судя по тому, что я сейчас от вас услышал, эта его мания прогрессирует. - Я спросил домашний адрес Брауэра, - продолжал Джордж. - Гриэр порылся в бумагах и наконец нашел нужную. - Не гарантирую, что вы его там найдете, - сказал он. - Брауэру, сами понимаете, никто не спешит давать место, так что с деньгами у него, по-моему, негусто. - Что-то меня резануло в этих словах, - признался нам Джордж, - но я промолчал. Было в Гриэре что-то самодовольное, высокомерное, и казалось незаслуженным, что именно он располагает пусть даже такой скудной информацией о Генри Брауэре. Я поднялся, и вдруг у меня непроизвольно вырвалось: - Вчера ночью я был свидетелем того, как Брауэр пожал лапу шелудивой дворняге. Через пятнадцать минут собака сдохла. - Правда? Как интересно. - Гриэр удивленно вскинул брови, словно сказанное не имело никакого отношения к теме разговора. - Я направился к выходу, - продолжал Джордж, - но раньше открылась дверь, и на пороге возникла секретарша Гриэра. - Извините, вы, кажется, мистер Грегсон? - Да. - Только что позвонил мистер Бейкер. Он просил вам передать, чтобы вы незамедлительно прибыли по адресу: 19-я стрит, дом N 23. - Я вздрогнул, - признался нам Джордж, - я ведь совсем недавно, утром, заходил туда, но Дэвидсон еще спал. Я направился к дверям, а Гриэр преспокойно погрузился в "Уолл-стрит джорнэл", попыхивая трубочкой. Больше я его не видел и, знаете, как-то не жалею об этом. Я ушел со смутным ощущением чего-то страшного - чего-то такого, что никогда не примет очертания реального страха, связанного с конкретным предметом, - слишком это все чудовищно, слишком невероятно, чтобы подходить с обычными мерками. Тут я прервал его повествование: - Помилуйте, Джордж, уж не хотите ли вы сказать нам, что ваш друг Дэвидсон был мертв? - Именно так, - последовал ответ. - Я прибыл туда почти одновременно со следователем, который констатировал смерть от коронарного тромба. Через шестнадцать дней Дэвидсону должно было исполниться двадцать три года. Почти неделю я убеждал себя: это всего-навсего роковое совпадение, о котором лучше забыть. Меня мучила бессонница, и даже мой добрый друг "Катти Сарк", врач, был бессилен мне помочь. Я говорил себе: надо разделить выигрыш между тремя участниками и забыть о том, что Генри Брауэр однажды ворвался в нашу жизнь. Не получалось. Я выписал чек на соответствующую сумму и отправился по адресу, который дал мне Гриэр, - в Гарлем. Брауэр там уже не жил. Мне дали другой адрес, на Ист-сайде; не такой, может быть, шикарный квартал, но вполне респектабельный. Выяснилось, однако, что оттуда он тоже съехал, примерно за месяц до нашего покерного свидания, и перебрался в Ист-Вилледж, район трущоб. Домовладелец, костлявый мужчина, у ног которого предупреждающе зарычал огромный черный дог, сообщил мне, что Брауэр с ним рассчитался третьего апреля, на следующий день после нашей игры. Я спросил новый адрес; домовладелец запрокинул голову и выдал руладу, точно горло прополоскал: - Когда отсюда уезжают, бос, адрес один: Преисподняя, до востребования. Правда, иногда по дороге останавливаются в Бауэри. В те дни Бауэри, превратившийся с годами в загородную зону, являл собой нечто такое, что и вообразить-то сегодня трудно: обитель бездомных, последнее прибежище потерявших человеческий облик несчастных, мечтающих о бутылке дешевого вина или о понюшке белого порошка, чтобы забыться. Я отправился в Бауэри. Там были десятки ночлежек, несколько домов призрения, куда пустили бы на ночь любого забулдыгу, и множество тесных улочек, пригодных для того, чтобы расстелить прямо на мостовой старый тюфяк с клопами. Я увидел людей-призраков, иссушенных алкоголем и наркотиками. Подлинные имена были здесь не в ходу. Какое имя может быть у того, кто скатился на самое дно... печень изъедена древесным спиртом, нос распух от кокаина, пальцы обморожены, от зубов остались черные пеньки. Я описывал Генри Брауэра каждому встречному, но безрезультатно. Хозяева пивных пожимали плечами. Многие проходили мимо, даже не подняв головы. Я не нашел его ни в первый день, ни во второй, ни в третий. На исходе второй недели один человек признался, что видел на днях в "Номерах Деварии" мужчину с похожей внешностью. До "Номеров" оказалось всего два квартала. За конторкой сидел древний старик с шелушащимся голым черепом и слезящимися глазами. К засиженному мухами окну была прилеплена реклама: "Одна ночь - 10 центов". Я начал описывать Брауэра, старик молча кивал. Когда я закончил, он сказал: - Знаю его, молодой человек. Знаю, как же. Вот только память у меня слабовата... не пожалейте доллар - глядишь, и вспомню. Я положил долларовую бумажку, и она чудесным образом исчезла. Вот вам и артрит! - Он был у нас, молодой человек, а потом переехал. - Куда, вы знаете? - Так сразу и не вспомнишь. Вы уж не пожалейте еще один доллар. Вторая бумажка исчезла столь же чудесным образом. Старик вдруг развеселился, и из его груди вырвался... нет, не смех, а этакий туберкулезный кашель. - Ну что ж, - сказал я, - вы посмеялись в свое удовольствие, и вам за это еще приплатили. А теперь я хочу знать, куда переехал этот человек. Старик опять весело закашлялся. - Известно куда, за оградку Поттеровского участка, а местечко он там получил в бессрочное пользование, с чертом на пару! Что же вы не смеетесь, молодой человек? Вчера утречком, я так думаю, он окочурился, потому как днем, когда я его нашел, он был еще тепленький. Сидел - точно аршин проглотил. Я зачем к нему поднялся? Или десять центов гони или... отдыхай. Вот теперь он и отдыхает за казенный счет - в ящике глубиной в шесть футов. - Собственная шутка вызвала у него очередной приступ старческого веселья. - Ничего странного вы не заметили? - спросил я, сам себе не осмеливаясь признаться в том, как много вкладываю в свой вопрос. - Чего-то не совсем обычного? - Что-то такое было. Так сразу и не... Я положил на конторку доллар, чтобы освежить его память; хотя бумажка и на этот раз исчезла с завидной скоростью, ожидаемого смеха-кашля не последовало. - Еще как заметил, - оживился старик. - Труповозку-то кто всегда вызывает? так что я в покойниках знаю толк. Где я их только, прости Господи, не находил! И на дверном крюке, и в постели, и на пожарной лестнице в мороз, синих как Атлантика, с бутылкой между колен. А один - лет тридцать назад - захлебнулся у нас в ванной. ну а этот... этот сидел под винтовой лестницей в своем коричневом костюме - волосы прилизаны, грудь колесом, - как какая-нибудь важная персона из тех кварталов. И левой рукой держал правую за кисть. Да, всяких я повидал, но такого не видел: чтобы человек помер, сам себе руку пожимая! Я отправился пешком в доки, и всю дорогу, как заезженная пластинка, меня преследовала эта его последняя фраза. Чтобы человек помер, сам себе руку пожимая! Я прошел до конца мола, туда, где о ржавые сваи билась грязная серая вода. Там я достал из кармана чек на тысячу долларов и изорвал на мелкие клочки, которые выбросил в воду. Джордж Грегсон изменил позу и откашлялся. В камине дотлевали угольки, просторная ломберная комната все больше выстывала. Столы и стулья казались ненастоящими, призрачными, словно увиденные во сне, где размыта граница между прошлым и настоящим. Слабые язычки пламени отбрасывали тусклый оранжевый свет на буквы, выбитые на каминном цоколе. СЕКРЕТ В РАССКАЗЕ, А НЕ В РАССКАЗЧИКЕ. - Я встретил этого человека один раз, - снова заговорил Джордж, - а он и сейчас стоит перед глазами. Кстати, тот случай помог мне забыть о моей скорби: тот, кто может беспрепятственно находиться среди людей, уже неодинок... Стивенс, вы не принесете мне пальто? Поковыляю-ка я домой, мне давно пора лежать в постели. Когда Стивенс принес пальто, внимание Джорджа привлекла родинка на лице дворецкого - у левого уголка рта. Он улыбнулся: - До чего же вы все-таки похожи. У вашего деда в этом месте была точно такая же родинка. Стивенс молча улыбнулся в ответ. Джордж вышел из комнаты, а вскоре и мы разошлись.
